utnapishti

Вот это, по-моему, довольно редкое совпадение.


Вчера я увидел такую эмблему:



Это эмблема довольно крупной сети японских ресторанов YO! Sushi.

По поводу того, что именно написано на эмблеме, википедия (в статье "Foreign branding") говорит следующее:
"The London-based sushi restaurant YO! Sushi uses a typeface that makes the Y and O look like the katakana letters リ and ク (romaji: ri and ku)."

Мне же там явно видится написанное на иврите слово יפני, т.е. "японский".

(Гугл находит ещё нескольких людей, которые обратили внимание на это совпадение.)

Вчера можно было бесплатно посетить некоторые из местных музеев - мы сходили в два.


Первым был Музей японского искусства, который называется "Тикотин". Я много лет думал, что это какое-то японское слово, но оказалось, что так звали его основателя: Felix Tikotin (фамилия происходит от названия городка в Польше). Феликс Тикотин (1893-1986) был собирателем предметов искусства, владельцем галереи в Берлине, а после войны - в Гааге. В какой-то момент он увлёкся японским искусством, собрал большую его коллекцию, и в середине 50-х годов решил подарить её Израилю - так появился этот музей. Тикотин вроде бы и сам собирался тогда поселиться в Хайфе, но передумал и поселился в Швейцарии.
То, что показывают в музее сейчас - это, как правило, не предметы из коллекции Тикотина (хотя иногда бывают и они): обычно проходят одновременно несколько тематических выставок.

В первом зале была выставка бонсай - миниатюрных деревьев. Я об этом жанре знал, но никогда не интересовался подробностями. Суть заключается в том, что берут саженец какого-нибудь дерева и специальным уходом добиваются того, что оно принимает примерно ту же форму, что обычное дерево этого вида - только во много раз уменьшенную. В чём заключается уход, догадаться нетрудно: дереву дают расти только в "нужную" сторону. По-английский этот уход называется training - т. е. "дрессировка"; на каждом дереве написано: растению столько-то лет, в "дрессировке" столько-то. Кроме обрезания побегов, применяют связывание веток, или же некоторые из них обкручивают проволокой. Объяснения, сопровождавшие выставку, были в очень положительном ключе - что-то об использовании природных сил; заодно ненавязчиво упоминалось, что бонсай часто живут дольше, чем соответствующие деревья в природе. Мне же это скорее напомнило жуткие истории о том, что в древнем Китае для развлечения знати якобы иногда выращивали "детей в бутылке": т. е. ещё ребёнком сажали человека в специальный сосуд, и там и оставляли (ну, как-то его кормили) - вот он и вырастал, принимая форму этого сосуда. По сути дела, когда выращивают бонсай, примерно это с деревом и делают. Деревья на выставке были разные - вязы, можжевельники, теребинт, гранат. Была одна сосна - полностью замотанная проволокой: наверное, она больше, чем все остальные деревья, сопротивляется дрессировке.

Во втором зале были современные гравюры - вот одна из них: Yoshio Imamura, "Between Heaven and Earth":



- и старые предметы домашнего обихода. На каком-то из таких предметов - табакерке, что ли, 19 века - была нарисована свастика. Какая-та девочка, увидев её, отскочила, сказав "все они фашисты и антисемиты". Доводы её папы о том, что это предмет старый, сделан ещё до фашистов, не помогли - "все они антисемиты". Кстати, свастика была "левосторонняя", но в такие детали папа не вдавался.

В третьем зале были национальные японские куклы "кокэси". У них нет рук и ног, и непонятно, были это изначально просто игрушки или имели какое-то применение. Но симпатичные - присутствующие дети проявляли интерес. Какая-та девочка (другая) громко говорила, что попросит папу, чтобы он ей таких купил в дьюти-фри...


После этого мы пошли в дом-музей художника Мане-Кац. Вероятно, не все знают о существовании такого художника. Вероятно, многие знают, что был Моне и был Мане, а о том, что был ещё и Мане-Кац - не догадываются. Может быть, кому-то даже покажется странным, что был художник, чья фамилия состоит двух частей, первая из которых - фамилия знаменитого художника, а вторая - "досуг имея, узнает всяк фамилию еврея"...
Тем не менее, такой художник был. Настоящая фамилия его, как нетрудно догадаться, была Кац. Звали его Эмануэль, а сокращённо - Маня или Мане. Итак, происхождение творческого псевдонима понятно - или почти понятно. Всё-таки должна быть некоторая смелость, чтобы себя так назвать. Была ли в этом ирония? самоирония? детская радость от того, что "бесплатно" получил такое имя? Следует, впрочем, понимать, что его "Мане" и писалось, и произносилось по-французски не так, как у "того" Мане.
Мане-Кац (1894-1962) родился на Украине, учился живописи в Париже, и после Революции там и остался. Во время войны жил в Америке. В отличие от Феликса Тикотина, он-таки переселился в Хайфу. Муниципалитет выдал ему дом, в котором он прожил несколько последних лет своей жизни - теперь там его дом-музей.
К сожалению, в этом музее почти все картины - на еврейскую тематику. В самом этом факте, естественно, ничего плохого нет - но это представляет художника как-то однобоко. Всё какие-то тёмные мрачные евреи... Между тем как ему явно больше удавались картины в ярких тонах. Они у него есть, но относятся к раннему периоду творчества - в основном 20-м годам. Так что такие картины остались в Европе и в Хайфский музей не попали... Вот четыре из них: две с девушками (что-то есть в них общее!), и две с цветами (вторая называется "Цветочная повозка").

   

   



... После музея Мане-Каца мы прошли по известной аллее (променад Луи), с которой открывется вид на Хайфский залив. На западной стороне небо было очень ясным и ярко-голубым, на востоке, наоборот была тёмная, но тоже яркая, туча. Жители Хайфы, как обычно, восхищались видом. "Посмотри туда, - говорил один из них своему спутнику. - В этой части Хайфы очень дорогая недвижимость!.."

Ихара Сайкаку, отрывок из новеллы "Повесть о составителе календарей, погружённом в свои таблицы".

[Несколько "молодых повес" выискивают в толпе красивых женщин и делают заметки.]

[...] они решили взять всех хорошеньких на заметку. Придвинули тушечницу, бумагу и приступили к описанию:
"На вид можно дать лет тридцать пять. Шея длинная, стройная, разрез глаз четкий, линия волос надо лбом естественна и красива. Нос несколько крупнее, чем нужно, но не слишком. Нижняя кайма подкладки, отвернутая наружу, — из белого атласа, средняя — бледно желтая, верхняя — оранжевая. На левом рукаве рисунок от руки: преподобный Ёсида при лампаде читает старинные книги. Такой рисунок на платье говорит, во всяком случае, о необычных для женщины склонностях. Пояс из рубчатого бархата в клетку, на голове повязка, какие носят при дворе, таби светлого шелка, гэга на коже, с тройным шнурком. Походка неслышная, движения бедер естественные."
"Да, муженьку ее повезло, черт его побери!.." - Но тут она открыла рот, чтобы сказать что-то слугам, и видно стало, что во рту у нее не хватает нижнего зуба. Весь их пыл сразу пропал.

[...]

Но вот появилась женщина лет двадцати семи, щегольски наряженная. Три платья с короткими рукавами из двойного черного шелка, с пурпурной каймой по подолу; изнутри просвечивает вышитый золотом герб. Широкий пояс из китайской ткани в частую полоску завязан спереди. Прическа "симада" с низко отпущенными волосами перевязана бумажным шнуром и увенчана парными гребнями, сверху накинуто розовое полотенце.
Шляпа, какую носит Увамура Кития, на четырех разноцветных шнурках, надвинута чуть чуть, чтобы не скрывать лица, которым она, видимо, гордится. Идет мелкими шажками, покачивая бедрами.
— Вот, вот! Вот эта! Замолчите же! — Всё, затаив дыхание, ожидали ее приближения, но что это? У каждой из трех служанок, сопровождающих ее, на руках по ребенку! И самое смешное, что дети, как видно, погодки.
Она шла и делала вид, что не слышит, как они сзади зовут ее: "Маменька! Маменька!" Такой жеманнице даже собственные дети, должно быть, надоели. Таков уж людской обычай — детей называют цветами, пока они не появились на свет.
И повесы расхохотались так, что эта женщина почувствовала: ее время уже ушло.